Про труд, обезьяну и пробелы в образовании

“Труд”, — говорили мне сотни раз. Как печатно, так и устно. С экрана телевизора и со страниц учебников. Эго вдалбливается в голову ученикам в школе и студентам в университетах. Но так ли это? Утверждение, что труд создал человека есть ламаркизм, который опровергает современная генетика.

В 1809 году ученик Ж.Бюффона Ж.Б. Ламарк (1744-1829) издал свою знаменитую книгу “Философия зоологии”, в которой он изложил вполне законченную теорию эво­люции» жизни. Изменение организмов под воздействием среды Ламарк объяснил при помощи двух законов.

Первый закон: "Во всяком животном, не достигшем предела своего развития, более частое употребление какого-нибудь органа укрепляет .этот орган, развивает его и сооб­щает ему силу, соразмерную с длительнос­тью употребления, тогда как постоянное неупотребление неприметно ослабляет его, последовательно сокращает его способно­сти и наконец ведет к его исчезновению”.

Второй закон: “Все, что природа застави­ла особей приобрести под влиянием обстоя­тельств, в которых с давних пор пребывала их порода, а следовательно, под влиянием преобладающего употребления известного органа, все это она сохраняет путем размно­жения в новых особях, происходящих от прежних, если только приобретенные изме­нения свойственны обоим полам или тем особям, от которых произошли новые”.

Но в природе наследование благоприоб­ретенных признаков не происходит! Однако во времена Ламарка, да и значительно поз­же, до начала XX века (до работ А.Вейсмана и переоткрытия законов Г.Менделя), наследование благоприобретенных свойств счита­лось само собой разумеющимся и принималось большинством биологов на веру.

Несмотря на это, теория Ламарка не по­лучила признания среди современников, фактическое обоснование изменений видов под воздействием среды было явно недостаточ­ным. Действие своих законов Ламарк пояс­нял лишь вымышленными примерами: “Бе­реговая птица, плавающая неохотно, но вынужденная держаться вблизи воды из-за добычи, постоянно находится и опасности погрузиться в ил. Не желая, однако, погру­зиться туловищем в жидкость она прилага­ет все усилия, чтобы утянуть и удлинить свои ноги. В результате, продолжительная при­вычка данной птицы и всей ее породы — привычка постоянно вытягивать и удлинять ноги — мало-помалу привела к тому, что особи данной породы стоят как бы на ходу­лях на своих длинных и голых ногах, ли­шенных перьев до бедра и часто выше”.

Естественно, подобные рассуждения не могли убедить серьезных исследователей. Через 50 лет после опубликования “Философии зоологии” Ч.Дарвин в “Происхожде­нии видов...” (1859) отмечал, что принци­пом наследования благоприобретенных свойств нельзя объяснить эволюцию каст общественных насекомых: рабочие пчелы, рабочие и солдаты у муравьев и термитов не размножаются. Таким образом, при помощи законов Ламарка объяснить эволюцию всех видов и признаков было невозможно, что, естественно, вызвало у современников со­мнение в справедливости самих законов. А теперь сравните все это с тем, как марксис­ты-материалисты “объясняют” появление человека, и в частности его руки:

“Труд создал человека. Не просто труд, не просто изготовление орудий труда, но толь­ко изготовление особых орудий позволило человеку заняться творчеством: живописью, резьбой по камню и кости...

Первобытному человеку понадобились сотни тысячелетий, чтобы проделать путь от грубого рубила до острого тонкого резца, которым выгравированы на камне первые изображения. Та же деятельность развила подвижность руки и сделала ее способной к художественному творчеству.

Рука, таким образом, является не только органом труда, но также и продуктом его. Только благодаря Труду, благодаря приспо­соблению ко все новым операциям, благо­даря передаче по наследству достигнутого таким путем особого развития мускулов, связок и, за более долгие промежутки вре­мени, также и костей и благодаря все ново­му применению этих переданных по наслед­ству усовершенствований к новым, все бо­лее сложным операциям — только благо­даря всему этому человеческая рука дос­тигла той высокой ступени совершенства, на которой она смогла, как бы силой вол­шебства, вызвать к жизни картины Рафаэ­ля, статуи Торвальдсена, музыку Пагани­ни” (К.Маркс и Ф.Энгельс. Сочинения, т. 20, стр. 488).

Ну разве это не стопроцентный ламаркизм? Он самый! У Ламарка птица тренирует, вытягивает свои ноги, и поэтому они у нее такие; жи­раф вытягивает, тренирует, напрягает свою шею, и поэтому она у него тоже длинная. А у Маркса с Энгельсом первобытный чело­век тренирует, упражняет свою руку на кам­не или на палке, и поэтому у него удлиня­ются пальцы, они становятся более гибки­ми, подвижными, и вся рука достигает вы­сокой степени совершенства.

Но еще в школе учат, что благо­приобретенные свойства по наследству не передаются, следовательно, физическое, механическое упражнение органов (то есть труд) не могло превратить обезьяну в чело­века. И сколько бы обезьяна ни тренировала свою руку на камне или на палке — изменения ее руки никогда не передадутся по наследству! И сколько бы обезьяна ни пыталась бы выпрямиться, с тем, чтобы ходить на задних лапах, — ее потомки во равно будут бегать на четвереньках....Потому что благоприобретенные свойства не наследуются! Маркс об этом в свое время не знал,-но мы-то это сейчас знаем и не должны поэтому повторять и цитиро­вать тех, кто стоял на позициях биологии» середины XIX века!

Следовательно, труд не мог создать чело­века. Тот же Вейсман, чтобы выяснить это экспериментально, на протяжении нескольких поколений рубил несчастным крысам  хвосты, но у бесхвостых родителей все рав­но появлялось хвостатое потомство. (Это знает каждый собаковод, отрезающий у некото­рых пород хвост и уши.) У некоторых аф­риканских племен девочкам надевают т шею железные или медные кольца, посте­пенно увеличивая их количество из года в год, так что подбородок у взрослой женщи­ны упирается в целую металлическую стопку. За счет этого шея вытягивается до неестественной длины, так что если эти кольца убрать, то голова некоторое время валится набок, поскольку женщина не в состояние поддерживать ее вертикально. Но это же вовсе не значит, что признак будет передаваться по наследству, и ребенок у такой женщины, будет рождаться с удлиненной шеей? Ребенок будет с такой же нормальной шеей, как и у всех остальных детей. У Паганини в результате длительной тренировки большой палец левой руки был почти одной длины с указательным (и вообще все пальцы были необыкновенной длины и подвижности), то же самое наблюдается и у некоторых совре­менных профессиональных гитаристов. Но это вовсе не значит, что это-передастся потом­кам по наследству. Нет! Нет! И еще раз — нет! У его потомков будут все те -же исход­ные, неизменные руки; ибо передача по на­следству достигнутого таким путем особой развития мускулов и связок не происходит. Как сказал один из отцов современной ге­нетики по этому поводу: “Машина не мо­жет управлять водителем”. (Водитель в дан­ном случае — это генотип.)

А какой труд мог превратить череп обезь­яны в череп человека? Это связано с одно­моментным, согласованным изменением всех костей черепа, его объема, челюсти, зубов. В эволюции были человекообразные суще­ства, стоящие на низкой ступени развития или вообще в его тупике, но которые имели между тем очень высокоразвитый череп. Не­ужели неясно, что это пробные варианты, которые Всевышний создавал, уничтожал или впоследствии воплощал в более высо­коразвитых организмах, на более поздних этапах эволюции... Всевышний лепил из че­репа обезьяны череп человека! И во время этой лепки что-то оставлял на потом, что- то вообще отбрасывал и уничтожал как непонравившееся! Фраза “Долго трудилась Все­ленная, чтобы создать меня” так же нелепа, как и фраза “Долго трудилась глина, чтобы создать горшок”. Так прав ли был Энгельс сказавший: “Труд создал человека"? Нет, права Библия: “И сотворил Бог человека по образу Своему” (Бытие, глава I, стих 27). И поэтому, когда я смотрю на Мадонну Рафаэля и слушаю музыку Паганини, то я вижу не обезьяну, поколениями долбящую зло­счастный камень, а возникающую картину неземного происхождения искусства, и пе­редо мною вспыхивает образ светоносного гения, спускающегося с небес на ослепи­тельно белых крыльях.

Таежный роман

Встретившись со своим бывшим однокурсником, с которым когда-то учился на, биофаке в университете и он вспомнил, как служил пограничником, в начале семидесятых в Приморье и не просто в Приморье, а в пограничной тридцати километровой зоне в районе озера Ханка, куда гражданским вообще вход воспрещен.

Мало кто видел тридцати километровую погранзону в приморье начала семидесятых годов. Это последние кусочки той первозданной Приморской тайги, которая сохранилась в неприкосновенности, и в том виде, в каком она была еще при Арсеньеве и ДерсуУзала…Он с восторгом, словно о чудесном сне рассказывал о том, какая тогда там, в этом военном "заповеднике" была буйная и богатая природа...

Так вот, из всего рассказа меня больше всего поразило не то, что вокруг их заставы зайцы протоптали в снегу сплошные тропы, так их было много и не то, сколько было много следов рысей и медведей, а то, что на белую стену в их дежурном помещении за ночь слеталось так много бабочек, жуков, и прочих насекомых, что стена становилась совершенно серая, почти темная. И когда утром приходил дежурный, и веником смахивал их всех на пол, то набиралось полное ведро копошившейся энтомологической массы!

Вот такое было буйство жизни в последней таежной природе приморья сорок лет назад.